Арифметика социального расизма

Умер осуждённый гражданин Навальный*. Так бывает. Подорвал здоровье на ниве политической борьбы, возможно, плохо питался, пользовался услугами посредственной медицины (да, к сожалению, в системе ФСИН посредственная медицина) и… умер.

Где-то под Авдеевкой прямо сейчас тоже, с высочайшей вероятностью, кто-то расстался с жизнью. Вчера умер четырёхмесячный ребёнок в Белгороде. И ещё несколько взрослых — тоже умерли. Вернее, не умерли, а были убиты в ходе варварского обстрела жилых кварталов. Смерть вообще неотъемлемый спутник человеческого бытия.

Разумеется, человек не может воспринимать её одинаково. Всегда смерть близкого (неважно, кровно или духовно) будет ранить и травмировать больше, чем смерть малознакомого человека. Так устроена наша природа. Всё это понятно и объяснимо. И не может быть каких-то запретов или ограничений на человеческие эмоции в отношении чьей-то смерти. И, несомненно, осуждённый Навальный решительно ничем не отличается в этом плане от любого другого человека на Земле. И если у него есть свой фан-клуб, для которого его смерть стала трагедией вселенского масштаба, то так тому и быть.

Вот только степень градации отношения к чьей-то смерти у нормального, не лишённого эмпатии человека не может иметь астрономических, измеряемых световыми годами разрывов. Не может в нормальной системе координат иметь место ублюдочная арифметика, при которой одна жизнь стоит триллион, а другая — не стоит ничего. Поэтому когда смерть ребёнка в российском городе, смерть ужасная и вопиющая в связи с обстоятельствами произошедшего, вызывает брезгливое равнодушие, большее, чем смерть уличного кота, а смерть кумира объявляется вселенской трагедией, то здесь определённо что-то не так.

Потому что это — расизм.

Не классический, с линчеванием негров и апартеидом. Расизм более много изощрённый, спрятанный за потоком софистики и словоблудия.

Социальный расизм.

Не у всех хватает слабоумия и отваги декларировать его открыто и недвусмысленно, подобно Божене Курицыной. Но при всём этом социальный расизм — родовое пятно российского либерализма, его база и основополагающая надстройка. Всё остальное вторично.

Сначала социальный расизм разводит своих и чужих и лишь затем провозглашает свои ценности, идеи, убеждения. Для своих. Для тех, кто ножом социального расизма из числа людей вырезан, ценности и идеи российского либерализма не предназначены. Поэтому не стоит обращаться к отечественному либералу с вопросом: а чем осуждённый Навальный лучше, нежели убиенный младенец из Белгорода?

Он не поймёт и именно потому, что он социальный расист. Расист такого уровня, какой не был достижим никакими джентльменами в пробковых шлемах.

Его слух и мозг неспособны различать крик, стон, плач и слово того, кому он отказал в праве быть человеком. Поэтому никогда мы не услышим, как российский либерал скажет с придыханием слово «п*здец» в отношении разорванного ВСУшным снарядом ребёнка. Его нет в той системе координат, в которой произносится с придыханием слово «п*здец». Там есть он, соратники по секте, люди с хорошими лицами и почивший в бозе кумир. В этом манямирке и протекают трагедии, боль и страдания российского либерала.

А какие-то белгородские младенцы — они где-то там, за пределами человеческого социума. И дело не в их цвете кожи и не в их разрезе глаз. Социальный расизм оперирует своими критериями, полный механизм которых нельзя описать — его надо чувствовать и иметь под него внутренние настройки, как у термита. Уметь улавливать то ли ультразвук, то ли инфразвук, на котором они общаются. Увы, но нам этого не понять.

Для российского либерала, до мозга костей отравленного социальным расизмом и основанного на нём, мы «чужие». Мы можем определённо утверждать лишь одно: арифметика социального расизма определяет ценность жизни «чужих» как ноль.

* — внесён в список экстремистов и террористов в РФ